И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной - Виталий Полищук

Вопрос задается Мишей:

– Мама, а почему тетя Юля все время покупает мне конфетки, шоколадки, целует все время? Это правильно? Ты же говоришь, что сладкое до обеда нельзя…

Ну, что можно поделать с тетей Юлей?

– Тетя Юля очень любит тебя и Машу. Сладкое нельзя до обеда, но ты ведь можешь брать у тети Юли шоколадку или конфету и не кушать сразу, а спрятать и съесть после обеда!!!

Юлька так старалась помочь нам с воспитанием сначала Маши, а потом Миши! Она запретила отдавать в садик детей. Она подружилась с тетей Вари – Ирой, женщиной бездетной и как раз в то время вышедшей на пенсию.

И теперь все делалось так.

Рано утром к нам домой за Машей (Мишей) забегала Юлька и в зависимости от загруженности своего дня либо отводила детей к тете Ире, которая жила рядом с мединститутом, либо брала к себе на кафедру в Университет.

И вот тут-то, на кафедре, для ребятишек начиналась настоящая жизнь!

Все знали, что это ребенок Монасюков, меня в Университете помнили. Поэтому Машу (Мишу) тискали, кормили в столовой, кто-нибудь из лаборанток читал ей (ему) книжки, кто-то – рисовал с ними.

И наши дети росли здоровыми! Они почти не простывали, потому что, когда они подрастали, Юлька по выходным брала их с собой кататься за городом на лыжах.

А в теплое время они с тетей Юлей посещали бассейн…

Вот только, как я уже упоминал выше, наши дети, пока были маленькими, то и дело спрашивали нас, почему тете Юлю нельзя называть мамой…

Мы с Варей думаем, что ту толику нежной родительской любви, которую мы недодавали из-за нашей системы воспитания ребят, они получали именно от Юли.

И поэтому росли и уважительными, и любящими детьми.

А Юльку перевоспитывать мы с некоторых пор и не пытались. Потому что однажды как-то вдруг поняли, что с одной стороны, она великолепный педагог – не зря ведь работает столько лет именно в педагогическом институте! А во-вторых – запретить любящей женщине, лишенной возможности иметь своих детей, изливать все свою нежность, всю любовь на наших детей – мы не могли!

Не имели права!

Да просто были бы последними мерзавцами, если бы сделали это!

И поэтому нам приходилось нет-нет – да и устранять самим те или иные огрехи в воспитании наших ребят, которые возникали после слишком тесного общения их с «тетей Юлей»…

Впрочем, и я, и Варя сами общались с Юлькой все свободное время…

Глава 7-я. И на этом всё!!!

2003—2007 гг.

В начале 2006 года я был уже известным и в Москве, и во всей России адвокатом и богатым человеком. А Варя – признанным в Москве авторитетом в области психиатрии; она заведовала частной клиникой и параллельно по-прежнему преподавала во Втором Московском мединституте.

Я зарабатывал, представляя и защищая интересы крупных предпринимателей, политиков – в общем, людей и известных, и богатых. Гонорары за отдельные дела превышали 100 000 долларов.

К приближающемуся 2007 году мое состояние превышало 1,5 миллиона долларов, и все они лежали в банках на Варино имя и на имена детей. Что-то подсказывало мне, что так будет правильнее всего.

Ну, действительно, вот на память приходит одна история.

Было это в той, предыдущей моей жизни. Незадолго до событий Нового 2007 года, я как-то встретил на улице бывшую коллегу – учительницу истории нашей школы, которая уже пару лет, как ушла по возрасту на пенсию.

Постояли, поговорили. И она рассказала мне следующее.

Ее родители – люди обеспеченные, в возрасте, их совокупный ежемесячный пенсионный доход у обеих – тысяч пятнадцать-восемнадцать рублей. И вот они задолго до выхода на пенсию своей единственной дочери говорили ей, что все свои сбережения (а это около миллиона рублей) сразу же, как только дочь выйдет на пенсию, они переведут на нее.

– Представляете, Анатолий Васильевич, – говорила мне она, – я ведь и от продолжения работать отказалась – мне предлагали, а я подумала – зачем мне? Пенсия, доход от денег – много ли мне надо?

И вот я выхожу на пенсию, жду – тишина! Никто и не собирается выполнять обещания, даваемые много лет единственной дочери! Я, конечно, переговорила с отцом – а он мне говорит, что они передумали! Мол, мы помогать тебе будем – нужны деньги – приди и скажи. То есть – попроси!

Понимаете, Анатолий Васильевич, им доставляет удовольствие, когда их постоянно п р о с я т! И тогда они могут снисходить ко мне, грешной, и давать – не сомневайтесь, будут давать, что вы, об отказе не может быть и речи! Но это же – унизительно для меня – пенсионерки, ворастом под шестьдесят лет – просить постоянно подачек у собственных родителей!

И самое обидное, что я работу потеряла – отказалась, дура старая… Так что живу скромно, еще скромнее, чем жила, пока работала.»

Я ее понимаю. У бедных людей есть лишь одно, что очень трудно отобрать силой – их достоинство. А родители этой моей знакомой не могут понять, что они попирают его, заставляя дочь постоянно просить их о помощи…

Поэтому я и держу деньги на счетах детей. Ну, и на Варькином тоже. Чтобы они могли в случае нужды просто взять для себя необходимую сумму.

Правда, дети наши так и продолжают жить в Южном полушарии – Маша с семьей – в Австралии, а Миша – в Бразилии. И в помощи нашей не нуждаются…

Было 15 сентября, я как всегда, приготовился встретить этот наш лучший праздник вдвоем – Юлька была на симпозиуме по проблемам современной российской литературы в Екатеринбурге. А так бы – последние лет десять она настолько была близка нашей семье, что такие праздники без нее были просто немыслимы.

Итак, я приготовил ростбиф, завернул фарш в виноградные листья – приготовил все для долмы (голубцы с петрушкой в обертке из виноградных листьев) осталось лишь включить огонь и готовить минут тридцать, наконец, заменил еще раз воду в вазоне с розами.

Теперь я мог позволить себе потратить для любимой женщины солидную сумму, чтобы купить 15 роскошных белых цветков.

Я приготовил «Панасоник», разыскав и «засунув в карман» магнитофона аудиокассету с концертом Игоря Слуцкого.

Как будто все было готово… Вот только Варя что-то задерживалась…

Я прилег на диван. Я думал о том, что через несколько месяцев наступил 2007 год, и временная петля может в очередной раз замкнутся. Чем-то это чревато для всех нас…

Я не мог предполагать, что Варя сидела в этот момент на квартире у Юльки, куда заехала по просьбе Чудновской полить цветы (Юлька забыла это сделать и позвонила по сотовому телефону Варваре с просьбой «заскочить к ней на минутку»).

У Юли было подключено кабельное телевидение, от чего наотрез вот уже какой год отказывался я. Но неизбежное случается неизбежно – полив цветы, Варя включила телевизор, который транслировал кабельный телеканал «Ля-минор» (один из каналов русского шансона) и тут же наткнулась на концерт Стаса Михайлова. И Варя решила полчасика передохнуть – послушать концерт.

Она набрала номер моего сотового – он был занят. Я как раз названивал ей! И тут… тут она услышала, как перед началом выступления Михайлов рассказывает, что песни на стихи Есенина – это его последняя находка, он сам написал музыку, а эти стихи ему посоветовал использовать для песен его друг – поэт.

И он запел «Гори, звезда моя, не падай…», и Варя онемела – она узнала песню и мелодию! На нее вдруг повеяло 1966 годом, и даже голос Стаса был похож чем-то на мой «тогдашний» голос, а уж интонации, манера исполнения…

А следующей песней была «Покраснела рябина, посинела вода…», а затем…

Когда она услышала «Как трамвай последний, не пришедший в полночь…», она заплакала, выключила телевизор и побежала домой. Она не села в троллейбус, не остановила такси – она ничего не осознавала и просто бежала и бежала домой.

Когда я открыл ей дверь, она оттолкнула меня и прошла прямо в спальню.

С недавних пор я открыто держал на углу письменного стола свой верный «Панасоник». Которому было уже чуть ли не полвека.

Там он наготове стоял и сейчас…

Она медленно вышла из спальни с магнитофоном в руках. Потом поставила его на стол, снова ушла в спальню и вскоре вернулась с грудой кассет.

Она ссыпала кассета на диван и принялась копаться в них, рассматривая надписи на коробочках. И нашла концерт Стаса Михайлова.

Затем включила магнитофон в сеть, вставила аудиокассету и нажала клавишу «Воспроизведение». И из динамиков зазвучало: «Как трамвай последний…»

– Как это понимать, Толя? – спросила она меня.

А я все это время молчал. Когда-то это должно было случиться, но я почему-то все не решался сказать ей и зачем-то ожидал, чтобы наступил 2007 год. Что-то я, наверное, предчувствовал инстинктивно.

– Так как это понимать, Толя? – спросила она. – Только что Михайлов сказал в передаче по кабельному телевидению, что это песня – новая, он написал музыку совсем недавно. И то же самое – касается «Гори, звезда моя», и «Покраснела рябина…» – Что ты молчишь, Толя?